Невероятная рыбалка на семгу – незабываемое приключение на всю жизнь

Большая, тяжелая лодка в сильных и умелых руках Георгия Николаевича казалась послушной и податливой. Но всё же, когда мы пересекали узкий и бурный поток, её развернуло и поставило боком к набегающему валу. Это был опасный момент. Кобрин с силой ударил веслами. Несмотря на усилия, вал нагнал лодку и поднялся над бортом. Сердце замерло. Георгий Николаевич, взглянув на меня с улыбкой, поднял глаза, будто ехал по спокойной реке. Однако, вал шлепнулся нам под ноги. Это было не бравадой, а скорее уроком мужества. Меня это зацепило, и когда он поспешил из стремнины, избегая ещё большего вала, я спокойно спросил, стоит ли оставаться здесь, если в этих местах много семги.

Георгий Николаевич понял меня и снова улыбнулся, но чуть заметно, остановив греблю на самом размахе. Вал глухо ударил о борт лодки, подбросил её, наклонил на бок и мгновенно повернул. Я ухватился за скамейку, но, собрав все силы, с беззаботным видом тоже поднял глаза к небу.

— Кажется, немного покачивает, — заметил я, делая скучающий вид.

Все же мы решили прекратить игру и поскорее выбраться из потока. И сделали это вовремя: вода в лодке была уже выше щиколоток.

Часа полтора мы ездили над порогом. Один раз я сказал Кобрину, что давно пора сесть на весла. Это невозможно, что он всегда возил меня. — Ведь удовольствие доставляете вы мне, а не себе, — завершил я.

— Неправда. Доставлять удовольствие другим — тоже приятно. А с вашим больным сердцем на таком сильном течении грести никак нельзя. К тому же, я рыбак с малых лет. Сколько переловил этой рыбы! Борьба с гигантами больше не волнует. Остыл. А вам нужно поймать семгу, — ответил Кобрин. Я принял жертву.

Мы долго бороздили по сливу, над порогом. В таких местах семга останавливается выше камней. Именно там я водил блесну, а затем искусственную мушку. Георгий Николаевич посматривал на село — не показывается ли его друг с этюдником, и ворчал: если бы не рыбалка, Василь сделал бы столько прекрасных картин.

Возле камня, где только что прошла мушка, выпрыгнула семга. — Ка-ка-я! — воскликнул Георгий Николаевич, любуясь прыжком рыбы и поворачивая лодку назад. Мушка снова пошла вверх по течению, но семга не проявила интереса.

Я задумался, и вдруг — хватка! От неожиданности я вздрогнул, подсек и начал крутить катушку. Рыба изо всех сил тянула назад.

Чтобы течение и рыба не утащили нас в порог, Георгий Николаевич постарался уйти подальше от него.

Я подсек семгу второй раз и через минуту третий раз для надежности. Всё это делалось с таким волнением, что Георгий Николаевич с беспокойством закричал: — Что вы делаете?

Я опомнился и перестал дергать удилищем. Рыба шла тяжело. Катушка вращалась еле-еле. Леска врезалась в намотку. В двадцати метрах от лодки семга развернулась, и я почувствовал её огромную силу.

Пришлось отдать ей много лески, но после этого я смог повернуть рыбу. Некоторое время она шла свободно, но затем резко кинулась назад. Ручки катушки вырвались из рук и застучали по пальцам.

Мне удалось удержать барабан катушки. Рыба остановилась, сделала «свечу», сверкнув на солнце, упала в воду и ушла вглубь. Минуты через две я снова поднял её со дна и потянул к себе. Течение не давало ходу лодке.

Георгий Николаевич, следя за борьбой, с трудом удерживал лодку от попадания в порог. И вот рыба близко. В прозрачной воде серебрилось её мощное тело. Это настоящая семга. Борьба обессилила её. Теперь справиться с ней ничего не стоит. Через полминуты она будет у борта. Георгий Николаевич перестал грести и взял багор.

Но рыба, увидев нас, в испуге заметалась. Ещё пять минут прошло, и семга не сдавалась.

— Ну и силища у неё! — воскликнул Кобрин.

В конце концов, мне удалось подтащить её к лодке. Она всё ещё была неспокойна: вертелась и уходила под корму. — Веселая рыба. Поиграйте с ней ещё, пусть побольше утомится,— посоветовал Георгий Николаевич. Я удивлённо ответил: — Она уже почти у нас в лодке. Чего же ждать? Кобрин неспеша взял багор с бамбуковой ручкой и попытался поддеть семгу. Но она увернулась.

Он несколько раз попытался ударить её багром сверху, но каждый раз промахивался. В шестой раз вместо рыбы он зацепил леску. Семга обмотала её вокруг багра и ушла под лодку. Леска натянулась и могла порваться. Георгий Николаевич пытался освободить багор, но не мог. Положение становилось критическим.

Тем временем течение подтащило нас к порогу. Кобрин вовремя спохватился и мы удалось отплыть. Я снова подвёл рыбу к лодке. Георгий Николаевич попытался взять её за хвост, как местные рыбаки, но семга снова увернулась. Он заволновался, его тряслись не только ноги, но и руки, и губы. Он взял леску в руки, чего не допустил бы даже новичок. — Что вы делаете! — закричал я. — Бросьте!

— Ничего, ничего! Я только пальцами… Чуть-чуть… Не беспокойтесь,— бормотал он, одной рукой держа рыбу за леску, а другой пытаясь схватить её. Семга выскочила из воды, обдав нас брызгами. — Багром, багром! — закричал я. Георгий Николаевич снова взял багор, продолжая держать леску в руке. Я не спускал с него глаз. В ожидании катастрофы у меня замерло сердце.

Кобрин, чего раньше не бывало, суетливо резанул багром близ самой рыбы. — Эх, — вырвалось у меня. Следующее слово я зажал зубами. Георгий Николаевич, сердито взмахнув багром, наконец вонзил его в рыбу. Семга весом около полпуда подскочила и перевернулась в воздухе с такой силой, что сломала багор и устремилась под лодку. Георгий Николаевич резко наклонился к воде. Я, не выпуская леску из пальцев, протянул руку к рыбе.

Леска натянулась до предела, грозила разорваться. Я зажмурился, но терпения не хватило — открыл глаза и увидел, как серебристая семга с черными пятнышками мелькнула вместе с рукой в воздухе и шлепнулась на дно лодки. Мы оба вздохнули с облегчением и радостно рассмеялись.